… Чужая земля не нужна

Я лежу с котом на диване, лениво посматривая в ящик. Кокой-то дядька в золотых погонах с восторгом расхваливает новую атомную подводную лодку. Ее военной мощи достаточно чтобы снести пол континента, при этом скромно умалчивая, что стоимости этой стальной рыбины хватило - бы чтобы спасти от смерти сотни смертельно больных детей. И все, кто живет в этой стране должны гордиться статусом великой державы, даже если не хватает денег на зарплаты и пенсии. Кот мой мирно посапывает, Его устраивает любой статус, где есть вкусная еда. Да и мне, откровенно говоря, давно по барабану подобный бред. Меня вполне утраивал бы статус мирной сытой Швейцарии или Голландии. Поэтому щелкнул пультом и перешел на очередной дебиловатый сериал и закрыл глаза. Но адмирал не выходил из головы и от безделья перед глазами стали возникать картинки далеких воспоминаний. Человек я не сентиментальный, особенно когда это касается такого явления как армия. Тем не менее, почему то я их не отогнал.

Октябрь 1976. Йеменская Арабская Республика. Порт Ходейда. Ослепительное солнце. Море плавно переходящее в барханы пустыни. В военной части порта небольшой вспомогательное судно с бортовой маркировкой ПМ-26, месяц назад покинувшее родную базу - Севастополь. За бортом этой посудины Босфор, Средиземка, Суэцкий канал и Красное море. В Севастополе транзитом взяли штаб индийской эскадры во главе с молодым адмиралом и экипаж подлодки. Всю эту братию в Средиземке надо было перебросить кого на флагман, кого на лодку.

Адмирал бегал по кораблю в трусах, играл в шэшбэш, иногда поднимался на мостик и заглядывал в штурманские карты. И результат сказался. Однажды ночью была сыграна боевая тревог, которая играется лишь в случае начала боевых действий. Всегда ограничиваются учебно-боевой. Экипаж, задраившийся на боевых постах с тревогой ждал, когда включится динамик. На дворе холодная война и средиземка – это бикфордов шнур на ящике взрывчатке. Об этом знал весь мир. Динамик включился, и голос адмирала сообщил об ошибке штурмана. Все выдохнули. Мужик он возможно и толковый, но больно обидел местного матросика Гусейнова, по совместительству корабельного закройщика, поручив ему заштопать доставших всех трусы. Гордый джигит был вне себя от возмущения.

Вечером он свой огромный нос засунул в каюту к будущему герою рассказа.

-Сяня.- пожаловался он, - Зацем он так? Яз нэ могу ему ответить.

– А ты зашей эти трузера канатной ниткой. Прикинься шлангом – посоветовал тот.

С подводниками было проще. Офицеры запили горькую, не обращая внимание на адмирала. Их понять можно. Впереди три месяца боевой службы на консервной банке именуемой субмарина. Только не желтой и веселой как пели битлы, а мрачной, темной и таинственной. Матросы, распиханные в трюма начали свои разборки. Результат был налицо. Фингалы и ссадины украшали их юные лица. Итог, опять же налицо. При замене экипажей лодки обнаружилось исчезновение одного матросика. Выбросили за борт, сам уплыл к маячившей невдалеке американской коробке, кто его знает? На этом приключения перехода закончились. Пээмка надолго пришвартовалась в порту маленькой Ходейды.


На баке с автоматом на плече одинокая фигура вахтенного. Матросик в тропической форме с надвинутой глубоко на глаза пилоткой с широким козырьком лениво прохаживается вдоль борта. Иногда наклоняется через леера и плюет в море. Слюна, не долетая до воды высыхает. Его эксперименты периодически повторяются. И периодически матросик чертыхается. Жара такая, что с пальцев капает пот. Вахтенного зовут Саня. Он еще не знает, что ему и всей команде придется париться в этой богом забытой стране восемь долгих, жарких месяцев. А сейчас он тупо продолжает плевать изредка оглядывая территорию порта и далекий словно из сказки тысячи и одной ночи город. В расплавленном мозгу матросика фантомами плывут картинки родного южного города, но с другим морем и ласковым солнышком. В море нет мурен, акул и прочей гадости. Оно чистое, охлаждающее и не соленое. И солнышко не обжигает, а гладит кожу оставляя красивый молочного шоколада след. "… В краю магнолий плещет море, сидят мальчишки на заборе. И восхищенье в каждом взоре, невольно я сейчас ловлю…" - эти слова некогда популярной песенки о нем. Свободолюбивый южанин, привыкший мести клешами веселую набережную с трудом привыкал к армейской дисциплине идиотским козырянием и маршировкой.

Саня потряс головой, отгоняя воспоминания. Вытер выступивший на лице пот, с досадой опять сплюнул и ругнулся.

- Хорошее занятие. Надо тебя вместо верблюда продать бедуинам. Заплюешь всю пустыню. Может зелень появится. Все ж пользы будет больше.

Пожелания принадлежали возникшей за спиной вахтенного коренастой, пузатенькой фигуре боцмана. Кривыми, торчащими из под широких шорт ногами фигура словно вросла в палубу. Маленькие, выпуклые глазки в упор смотрели на Саню.

– Не купят, товарищ мичман. Горба нет. Кормите плохо.

Саня многозначительно посмотрел на животик начальника. Он и боцман были новенькими на корабле. Оба прибыли с других коробок. Перед походом особист тусовал команду. Вот они вместо кого-то и попали на бээску. Бээска- это боевая служба. Боцман был в возрасте. Поход для него был последним перед уходом на пенсию. Еще в базе, когда он перед строем распинал нерадивого служивого, народ понял – сундук что надо. Вымирающий типаж классического боцмана. Начинал после войны с юнги. Так и прикипел к флоту. Он так чистил матроса, что любой фольклорист завизжал бы от восторга. Минимум мата и унижений, максимум эпитетов, метафор. Слова слагались в кружева, в которых виновный мог сравниваться с козой, обвешанной по вине хозяина кизяками. Хозяин, конечно же, старшина. А старшина мог выступать в роли индейца с кличкой Великий тормоз и т.п. Строй с трудом сдерживал смех, а виновный преданно смотрел в глаза мичману. Умные офицеры, способные разве что говорить банальности также с интересом слушали артистичного боцмана. Поэтому Саня оживился и с интересом ждал продолжения разговора.

Никогда симпатия, казалось бы у посторонних людей, не возникает случайно. Люди, принадлежащие одному и тому же духовному миру обязательно будут притягиваться друг к другу вне зависимости от возраста или национальности. Два моряка разговорились. Общими оказались разве что служба и корабль. Боцман знал, что Саню особист с трудом взял в поход. Были залеты. Да и независимое поведение на службе мало кому нравиться. Мичман умело повернул разговор в нужной русло и на сексуальном примере парнокопытных попытался убедить Саню в необходимости лояльного отношения к начальникам и службе. Помогло или не помогло трудно сказать, но взаимоотношения у них изменились. Это когда ты начинаешь понимать, что в этом безразличном мире где - то есть огонек возле которого можно иногда и погреться. С этого момента боцман стал Палычом.

В тот день Саня нес вахту рассыльным по кораблю. И пробегая вдоль борта застыл с поднятой ногой. На пришвартованном к борту пээмке арабском катере на мостике на шезлонге возлегала пава. Или дева, как показалось Сане. Бес паранджи в минибикини, что по тем временам даже на родине красавицы не могли себе позволить. Матрос тут же вспомнил недавние слухи, что к американцу – инструктору прикатила красавица жена. "Мама родная! – мечтательно думал Саня, облокотившись на леера и в упор рассматривая это чудо – И создал же бог такую красоту. Своей подруге он как узнал, что будет служить три года, сказал – Ирина, не будь дурой. Не жди. Слишком долго. Да и я в себе не уверен. - Сейчас он об этом даже пожалел. Ирка тоже – туши свет".

Нахальные Санины глаза не остались незамеченными. Американка подняла очки, сделал чиз и помахала ручкой. Саня почувствовал себя счастливым. Плевать ему на мужа американца, да и на особиста тоже. Он ответил рукой и ослепительной улыбкой. В период холодной войны – это уже считалось преступлением.

– О службе думать надо матрос – раздался за спиной скрипучий голос боцмана.

– А, что ты хотел Палыч, уже три месяца не видел женского лица. Все паранджи, да паранджи. Помнишь, в городе показывал рукой арабке чтобы приоткрыла паранджу? Так ее столетний муженек меня чуть не зарезал. Слушай , Палыч, что за таблетки впихивает нам фельдшер? Пять минут смотрю на эту красавицу, и ни какой реакции.

Саня, многозначительно опустил глаза вниз на шорты. - Я его удушу.

Мичман усмехнулся.

– Прошлым летом с залетного фрегата уволилась американская матросня. Наклюкались взятым с собой виски. С баб начали срывать паранджи. Устроили с местными побоище. Те начали стрелять. Так ели ноги унесли. Законы у них, сам знаешь какие. А так таблеточку проглотил и живешь спокойно. Покажи ей язык и забудь. И имей ввиду у ее мужа под рукой вон какая дура. – Боцман кивнул в строну крупнокалиберного пулемета установленного на баке арабского катера, - А то доулыбаетесь голубки.

Саня, так и сделал. В ответ получил воздушный поцелуй. Отвернулся и вздохнул.

- Палыч, ну какая -то радость в жизни должна же быть?

Саня, открыл рот и начал демонстративно глотать раскаленный воздух.

- Должна - согласился боцман. По глазам вижу, чего хочешь Богомол. В стране сухой закон. Да и клюв у тебя еще желтый, чтобы макать в рюмку.

- Палыч, а давай кваску хлебного нагоним? – Глаза у Сани загорелись. – Меня крутят в наряды на камбуз. Достану хлеба, чего там еще?

Боцман тоже оживился. – Заметано, прохиндей.

Знали бы высокие чины в московских кабинетах, что их политика в одном из регионов юго - западной Азии поставлена под угрозу двумя десятилитровыми бутылями обычного кваса. Впоследствии это назовут человеческим фактором. Все получилось, как планировали. Жара дикая, а тут в холодильнике охлаждается квасок. Но на всякого мудреца довольно простоты. Дело в том, что хитрый боцман желал перед пенсией лишний раз прогнуться перед начсоставом и на дегустацию первого бутыля созвал всех офицеров. Дармовой холодный квасок при шестидесятиградусной жаре сами понимаете… Толи квас не добродил, толи какая то бактерия с диверсионными целями проникла в священные бутыля, но к радости измученных матросов гальюны переполнились страждущими их начальниками.

Диарея с подозрением на дизентерию вмиг вывела начсостав из строя. В коридорах появились сквозняки, а швартовые натянулись. Корабль начал приобретать реактивную силу. Фельдшер и Палыч находились в шоковом состоянии. Под угрозой выполнение правительственного задания. А это уже серьезно. Саня с одной стороны радовался, что не успел попробовать этого зелья, а с другой испугался за кореша. На офицеров ему было наплевать. Золотопогонники, которые вчера крутили хвосты коровам, а поле пяти лет учебы в училище начали себя ассоциировать с голубых кровей царскими морскими офицерами, его не волновали. Впрочем, как тех в свою очередь, не волновала вся эта матросня. Вот боцман мог не дослужить до пенсии. Его жалко. Саня зажал его в одной из шхер.

- Я тебе говорил, не спеши. Пусть выбродится. Можно было и спиртика долить. Палыч, не крути. Такие как ты в поход без спирта не отправляются. Всем, кто пил -грамм по сто . Не жмись.

Боцман испуганно кивнул и разразился такой тирадой в адрес кваса, жары, изнеженных желудков офицеров и сопливого советчика Сани, что последний быстренько слинял от греха подальше. Пару дней народ находился в расслабленном состоянии. Начальство по понятным причинам, а матросы по причине расслабленности первых. Таблетки фельдшера, спирт боцмана подействовали. Отделались легким испугом.

Правда, второй приступ диареи, но уже у всего личного состава, чуть не возник, когда эфиопский фантом в пять утра на форсаже пронесся над портом в сторону города. Местное ПВО проводила его запоздалым лаем пулеметов. Все понимали, в случае серьезных боевых действий вероятность попасть домой приближена к нулю. Это была кратковременная слабость о которой никто не признался.

Но это было потом. А сейчас, служба и работа возобновились. Офицеры позаползали в свои каюты с кондишинами, а мичмана с матросами продолжали ремонтировать арабские торпедные катера. Они их ломали, а матросы с далекой огромной страны ремонтировали. И наоборот. Бессмысленность этого труда объяснялось одним – большой политикой. Северный Йемен нужно было переманить на нашу сторону. За большой политикой не было видно проблем маленькой команды маленького судна. Без кондиционеров, с купленными за свой счет вьетнамками и гражданской одеждой мичманов и офицеров команда оказалась в экстремальной обстановке. Работа на берегу. Быт и служба на раскаленном корабле выматывали до полуобморочного состояния. Лишь по истечении трех месяцев, где то там наверху поняли, что без кондишинов задание Москвы не будет выполнено. Стало прохладней, стало легче. В гражданке с чужого плеча команда выезжала в город. Загорелые, молодые хлопцы, ну ни как не походили на гражданских моряков или специалистов. Моряки смеялись вместе с арабами над такой секретностью. Как апофеозом всей этой бестолковой компании стало признанием штабом флота победителем соцсоревнования среди кораблей индийской эскадры славную команду ПМ – 26 .

А славная команда находилась на грани бунта, поскольку большая партия мяса из-за поломки холодильника начала портится, а в крупах завелись червячки. Но в целях экономии валюты, народ это лопал с трудом сдерживая рвотные позывы. Были и замечательные минуты. Боцман все же заныкал бутылочку. И однажды он с Саней в удовольствие вечерком, при душевной беседе и хорошей закусочке ее распили за далекий снег и холодный ветер, о котором так мечтали.

Удивительная страна, Удивительный город. После Саниного родного города, где буйство зелени и хрустальное море радовали взор и тело, далекая пустыня, на первый взгляд, казалась примитивом. Но что - то в ней было завораживающим, заставляя Саню каждый вечер сидеть на верхней палубе над баком наблюдая за далекими барханами и одинокими караванами. Протяжная молитва, доносившаяся с города, втягивала в это состояние одиночества и сюрреализма. Позже, на гражданке, Сане еще долго не сможет вырвать из сердца эти вечерние часы. Будущий художник, эмоциальный и ранимый, скрывающий это под мальчишеской бравадой, с трудом переносил армию. Это понимал мудрый боцман и чем мог, помогал парню. Внимание, слово. Иногда освобождал от нарядов. А в целом, Саня честно и весело служил. Задание было успешно выполнено, и далекая сказочная страна осталась в воспоминаниях. Севастополь встретил душещипательной Славянкой и весной. У Сани дембель. Перед тем как сойти с трапа Палыч прижал его своим животом. – Удачи сынок. А в гости – Саня с чувством тряс руку друга. - Не стоит, парень. Сохраним все как есть сейчас.